Сильвия сняла трубку с телефона.
— Или ты уходишь, или я звоню в полицию.
Кинг поднялся с места.
— Для информации. На мысль относительно твоей причастности к этому делу меня навел Эдди. Он знал, что ты убила его отца, и по этой причине хотел тебя прикончить.
— Стало быть, ты начал прислушиваться к суждениям убийцы?
— Слышала когда-нибудь о парне по имени Титус Хаерм?
— Нет.
— Он жил в Швеции. Может, и сейчас живет. В восьмидесятые годы его обвинили в нескольких убийствах, арестовали и посадили в тюрьму. Потом, правда, это дело вроде как пересмотрели и его выпустили.
— И какое отношение все это имеет ко мне? — осведомилась ледяным голосом Сильвия.
— Титус Хаерм работал судебно-медицинским экспертом в Стокгольме. И, как говорят, лично проводил вскрытия некоторых своих жертв. Возможно, это единственный случай в истории криминалистики. Я хотел сказать, до настоящего времени. Эдди оставил ключ к разгадке, но сознательно внес в него некоторые изменения, потому что хотел добраться до тебя раньше полиции. — Шон с минуту помолчал, потом добавил: — Не знаю, виновен ли Титус, но в твоей виновности я не сомневаюсь.
— Между прочим, ты не можешь доказать ни слова из того, что здесь нарассказал.
— Ты права, не могу, — признал Кинг. — По крайней мере сейчас. Но хочу предупредить тебя, что очень постараюсь сделать это. Ну а пока буду жить надеждой, что чувство вины разрушит твою жизнь.
С этими словами Шон вышел из офиса, плотно прикрыв за собой дверь.
В один прекрасный день Кинг и Мишель поднялись на борт самолета и вылетели в Южную Каролину. Там сели в машину и, проведя в дороге около часа, добрались до тюрьмы с чрезвычайно строгим режимом, куда после суда перевели Эдди. В этой тюрьме Бэттлу предстояло провести остаток жизни. Максвелл решила не заходить внутрь, так что Шон отправился в комнату для свиданий в одиночестве.
На встречу заключенный пришел в кандалах в сопровождении четырех здоровенных сотрудников тюрьмы, ни на секунду не спускавших с него глаз. Голова его была обрита наголо, а лицо и руки украшали многочисленные шрамы, полученные, как подозревал Кинг, в драках с сокамерниками. Подумав о том, что шрамов на теле еще больше, детектив уселся на стул напротив заключенного. Их разделяла стена из плексигласа толщиной около дюйма. Перед встречей Шона предупредили, что, согласно инструкциям, он не имеет права делать резких движений.
Кинг подумал, что исполнение этого пункта затруднений у него не вызовет.
— Мне следовало спросить, как вы поживаете, но и без вопросов понятно, что не очень.
Эдди пожал плечами:
— Все не так плохо. Главное, придерживаться базового правила — убей, если не хочешь, чтобы убили тебя. Как видите, я пока еще жив и сижу перед вами. — Бэттл с любопытством посмотрел на посетителя. — Вот уж не думал, что увижу вас снова.
— У меня к вам несколько вопросов. Кроме того, нужно кое-что сообщить вам. Выбирайте, с чего начнем?
— Давайте начнем с вопросов. Местные обитатели почти ничем не интересуются и вопросов не задают. Поэтому я большую часть времени провожу в библиотеке. Также качаюсь, играю и пытаюсь создать нечто вроде спортивной команды из здешних парней. А вот писать картины мне не позволяют. Боятся, должно быть, что я утоплю кого-нибудь в ведре с краской. Так здесь смотрят на живопись…
— Первый вопрос. Воплощению вашего плана в жизнь способствовала болезнь отца, не так ли?
Эдди согласно кивнул:
— Я долго думал об этом. Но похоже, пока отец был здоров, мне не хватало смелости, чтобы приступить к делу. Но когда его хватил удар, у меня в голове словно что-то щелкнуло: сейчас или никогда.
— Второй вопрос. Почему убили Стиви Кэнни? Раньше я думал, что вы сделали это ради матери, но теперь признаю свою ошибку.
Эдди покрутился на стуле, звеня кандалами. Мгновенно один из стражников повернул голову в его сторону. Бэттл улыбнулся и помахал ему рукой — дескать, все в порядке, приятель. Потом посмотрел на Кинга.
— Мои родители допустили, чтобы брат умер. А потом мой папаша с какой-то шлюхой нагулял на стороне еще одного сына. Ну так вот: я не нуждался в другом брате. А этот Стиви Кэнни, говорят, вырос на удивление здоровым и крепким. Таким по справедливости должен был быть Бобби! Вы слышите — Бобби! — Он перешел на крик, и стражники как по команде повернув головы, посмотрели на заключенного. Кинг не знал, кто из них страшнее и опаснее — убийца или эти зловещего вида парни.
— Третий вопрос. Почему убили Джуниора? Поначалу я полагал, что вы сделали это, поскольку он ограбил вашу мать, но теперь знаю, что вам по большому счету было на это наплевать.
— При ограблении получил серьезное повреждение портрет брата.
— Я знаю. Ваша мать показывала мне его.
— На этом портрете Бобби запечатлен до того, как болезнь произвела над ним свою разрушительную работу. — Эдди сделал паузу и положил перед собой скованные кандалами руки. — Между прочим, я написал этот портрет и всегда очень любил его. И хотел, чтобы он висел в спальне у матери, дабы она, глядя на него, вспоминала о своих прегрешениях по отношению к Бобби. Когда я увидел, что портрет порван, чуть с ума не сошел от злости и огорчения. И сказал себе: тот, кто сделал это, умрет. А так как я думал, что это сделал Джуниор, соответственно вынес смертный приговор ему.
Кинг зябко повел плечами при мысли о нестандартных причинах, подвигших Эдди на убийство.
— На тот случай, если вам это интересно, могу сообщить, что Ремми тоже очень расстроилась, когда увидела повреждение на портрете, хотя и старалась не афишировать этого.